Единственное достоинство самого радикального участника 71-го МКФ в Локарно – хронометраж: La Flor длится около 14 часов. До минуты подсчитать сложно: я выяснил, отчего общая продолжительность дневных сеансов длиннее утренних – в хронометраж дневных (их всего три; утренние растянули на 8 актов, а днём «Цветок» показывают большими кусками) включены и музыкальные антракты между частями (на премьере Джинас долго и несмешно шутил про туалет). Состоит «Цветок» из шести эпизодов разной длины: первый – 80 минут, третий, самый длинный, разбит на три части и занимает около шести часов, шестой – всего 20 минут, зато титры – на 40.
Вообще, конечно, сенсация, даже двойная: прежде фильм такого размера ни один фестиваль в конкурс не включал, это раз. И в целом фильмов такого размера и амбиций в природе мало, это два. Потому вокруг Джинаса, снимавшего «Цветок» 10 лет, уже существует небольшой культ, который теперь, после показа полной версии в конкурсе Локарно, только укрепится (уточню, что это не мировая премьера: первая и вторая части несколько лет назад были в Роттердаме, целиком «Цветок» видели в 2018-м на национальном фестивале в Буэнос-Айресе). Я одолел весь «Цветок» – и, кажется, ещё ни разу в жизни так сильно в кино не страдал: оказавшись добровольным заложником, переживал каждую минуту как потерянную. Просмотр любого фильма – диалог с его автором; Джинас оказался навязчивым и самонадеянным собеседником, который не произнёс ничего мало-мальски интересного. Утешаю себя тем, что его фестивальный успех – пример того, что любая маниакальность, даже не подкреплённая талантом, вознаграждается; судьба любит активных и упёртых.
Ну а про фильм всё-таки расскажу, раз уж взялся обозревать фестиваль.
На том, что «Цветок» – не сериал, а именно большой фильм, принципиально настаивают и куратор Локарно Карло Шатриан (в сигнальном выпуске фестивального журнала Pardo Live Шатриан включил проект в число главных событий феста и прокомментировал, как «вызов, который кино бросает телевидению»), и режиссёр. Джинас требует, чтобы его работу смотрели только в кино – невероятно, но ссылки на «Цветок» онлайн не существует в природе (хотя большого экрана достоин – с оговорками – только притворяющийся живописью шестой эпизод).
Что тут сказать? На сериал «Цветок» правда не похож – потому что в сериалах, даже халтурных российских, соблюдается некий минимальный стандарт технического качества. Нет, в «Цветке» камера ходуном не ходит (Джинас же не на Триера ориентируется, а на старое кино ХХ века, считая первый эпизод посвящением американским b-movies 1950-х, второй – мюзиклом, третий – шпионским фильмом, а пятый – стилизацией под французское кино, видимо, потому что немой, черно-белый и имитирует картину «Завтрак на траве»). Но картинка и звук – мама дорогая! Дешевое видеоизображение без цветокоррекции на огромном экране превращает несчастных актёров в монстров: угри, морщины, красные пористые носы и гнойнички в уголках рта – хоррор. И этот кожный натурализм – не осмысленное решение, мол, так надо, а издержки дешёвого кино.
Ещё одно отличие: в любом сериале, даже с вертикальной структурой, есть хотя бы намёк на связность. «Цветок» – это сумбур с музыкой, причём сам Джинас в прологе предупреждает: все части, кроме последней, не заканчиваются ничем. И кто после такого признания бросит в него камень? Тем более, что подлинный цветок, по замыслу Джинаса, – четыре основные актрисы, в каждом из эпизодов примеряющие разные роли. Проблема в том, что они сливаются в единую биомассу – даже в третьем эпизоде, где играют агентов-убийц, и историям каждой героини отводится не меньше часа. Индивидуальность – мнимая, хотя, может, так и задумано. В четвёртой (самой невыносимой) части Джинас отмечает шестой год съёмок этаким фильмом о фильме, своим «8 1/2» в жанре трэвелога. Съёмочная группа (Джинаса играет актёр – ещё более толстый и взлохмаченный, чем прототип) оставляет актрис и отправляется в экспедицию – снимать деревья (которые предстают в кадре фантастическими существами со своим характером – редкий занятный момент «Цветка»). Группа, видимо, исчезает при загадочных обстоятельствах – в зоне съёмок происходят аномалии, расследовать которые приезжает некто по имени Гатто (то есть, кот – повод для десятка однообразных шуток). В руки Гатто попадает дневник режиссера, из которого следует, что и он относится к актрисам, своим любимым «ведьмам», как к коллективному телу и разуму, не видя между ними особых различий.
В первом эпизоде героини заняты какими-то археологическими раскопками – и встревают в приключения с мумией, превращающей и людей, и зверей в плотоядных тварей. Во втором героини завязаны на поп-группе, использующей модифицированный яд скорпионов. В третьем, как я уже сказал, они – шпионки. И их пятеро; шестую убивают в начале как предателя. Вы сейчас это прочли и, вероятно, подумали: а что, интересно. Только не забывайте, что процентов 80 экранного времени занимают мусорные кадры, вязкие, невыразительные длинноты. В жанровых фильмах, которые вольно или невольно цитирует Джинас, есть ритм, структурирующий действие. В «Цветке» царит произвол дилетанта.
Шпионки (об этом эпизоде чуть легче рассказывать, чем о двух предшествующих, которые совсем каша) проводят операцию «где-то в Южной Америке» 1980-х – похищают шведского профессора и попадают в ловушку: истинная цель операции, которой из Брюсселя руководит Кастерман, человек, который никогда не улыбается, – уничтожение агентш. Не спрашивайте зачем, почему, откуда инфа о кроте, в чем задача интернационального шпионского синдиката, вообще, не спрашивайте ни о чем: Джинас близко к сердцу принял годаровскую максиму о девушке и пистолете (мол, этого достаточно для кино), и плотно набил такими кадрами эпизод номер три. А логики тут не больше, чем когда дети играют в шпионов во дворе.
Инфантильная увлеченность без заботы о смысле – вот и весь «Цветок». Замах на миллиард долларов – но вот, правда, что в голове у человека, который показывает восточный Берлин 1980-х (в истории немой шпионки, завербованной коммунисткой из штази), не заботясь о том, что в кадре современные машины пересекают площадь Большой Звезды? Ну да, на детали Большим режиссерам (и любительскому кино) всегда наплевать; зато о своём киноманстве Джинас напоминает при каждом удобном случае, и в коммунистическом Берлине мелькает указатель на Фриц Ланг штрассе.
Родимое пятно любительского кино – дурной звук (о картинке см. выше). В первом и втором эпизоде диалогов много, но с третьего они сходят на нет, почти вся фонограмма – тревожная музыка и бесконечный закадровый текст (в пятом эпизоде этот раздражающий фактор исчезает, только жизнь это не облегчает). Джинас графоман во всем и если уж берётся за сравнения, то множит их до бесконечности – в случае с белым снегом на просторах Сибири (в истории московской шпионки) это даже трогательно: одно из сравнений приравнивает белизну снега к Луне, отражающейся в зрачке волка. Но чаще закадровый трёп утомляет смертельно. Сейчас попробую дать вам почувствовать «Цветок» методом Джинаса. Рассказывая про эпизод четыре, я могу просто упомянуть: на съемки деревьев группа берет с собой провиант – связку бананов, что становится поводом для гэга. А могу так: на съемки деревьев группа берет с собой провиант – связку жёлтых бананов. Жёлтых, как апельсиновый сок, разлитый на столе локарнского пресс-лаунжа; жёлтых, как мягкие полотенца в прибрежном отеле Al Lago, моем неизменном пристанище на протяжении четырёх лет; жёлтых, как мумифицированная кожа стариков и старух, набивающих кинозалы, и беспощадное солнце, выжигающее морщинистый городской асфальт; жёлтых, как детективные романы, на которые подсел неопрятный и агрессивный альтер эго Джинаса; жёлтых, как грустный свет фонарей в предчувствии скорого рассвета... И так далее, до бесконечности.
Ладно, заканчивать надо за здравие, что я, в самом деле. Вот история про Сибирь смешно называется – по-русски, «Мольное», хотя слово образовано от английского mole, «крот». Венчает ее монолог шпиона Бориса – о провале коммунистической идеи (что выдаёт в Джинасе неисправимого левака). В радиоэфире, отчитывающемся о повышении уровня жизни советского народа и точном времени в союзных республиках, возникают «Балтийские сословия». А шпион в аэропорту Софии читает газету «Волгоградская правда» за 70-какой-то год. Самое ценное из 14 часов.